Большое интервью с Михаилом Шемякиным

 

«Американский гражданин, французский житель, но, прежде всего, российский художник, служащий, в первую очередь, российскому искусству», как говорит он сам о себе.Человек многих талантов и сильного характера, человек, которого быт интересует меньше, чем бытие. Вот об этом бытии с ним и побеседовал Дмитрий Жвания.

 

— Михаил, вы в своём творчестве пытаетесь докопаться до метафизической сути. В этом поиске случались ли у вас мистические озарения?

— Я не очень люблю говорить о самом процессе творчества, потому что это вещь довольно болезненная для каждого мастера, который всерьёз и всю жизнь занимается этим сложным и неблагодарным делом. А учитывая то, что я ещё импровизатор на 99 процентов, то для меня творческий процесс не подлежит пока никакому анализу или исследованию, потому что это считается одной из тех тайн, которые невозможно расшифровать. Импровизаторы часто сами не понимают, каким образом происходит, допустим, создание двух-, трехметрового рисунка. Это происходит в определённом трансе. Безусловно, это не пляска Святого Вита.

Идёт сосредоточенная работа, но в этот момент ты не задумываешься: «Какая должна быть линия? Красная?», «Какой схватить карандаш? Синий или зеленый?» Размышлять почти невозможно, потому что получится, как в одном из смешных рассказов о сороконожке. Сороконожка задумалась, какой ноге шагать и остановилась. Мы, импровизаторы, а нас не так много — художников этого жанра, всегда в тот момент, когда работаем, не можем останавливаться. Я часто размышляю о том, о чём вы говорите, о мистике и мистическом начале в процессе творчества. Он, конечно, присутствует. Любое серьёзное творчество (я не имею в виду банду современных придурков, которые выдают за творчество прыжки и гримасы или хулиганство на определённых площадках, где они могут привлечь внимание полиции или публики) основано на определенном озарении, которое позволяет соединиться где-то с коконом архетипа, с той чашей, о которой писал Карл Густав Юнг. Таким образом мы создаём вещи, которые отвечают определённому уровню, но нам они практически не принадлежат. Знаете, как сказано: всё, что хорошее – от Бога, а всё, что плохое – от тебя. Поэтому я часто переживаю, когда вижу какую-то неудачу в своих работах, она меня терзает. Даже если такая работа была сделана 20, 30, 40 лет тому назад, я испытываю постоянные мучения, угрызения совести за то, что не успел её уничтожить. А если работа удаётся — я очень рад и счастлив, но в тот же момент, она как бы автоматически отделяется от меня, происходит своеобразное мистическое чудо, потому что я действительно отношусь к творчеству, как к большой мистике.

— После того как искусство вышло из чрева религиозного искусства, оно сделало большой путь и сейчас опять подошло к религии, но уже с другой стороны. И некоторые современные художники пытаются нарушить табу, высмеять нечто священное, что есть в жизни человека. И пойти дальше по пути десакрализации. Началось это, может быть, с дада, а, может, ещё и раньше?

 Основоположниками дадаизма, как вы знаете, являются поэт Тристан Тцара и художник Курт Швиттерс. Они создали теорию дадаизма под лозунгом «Танец индивидуума на лбу мира». В то время она, конечно, всех ошеломляла, поражала своей наглостью, беспардонностью. «Все, что бы я ни нахаркал на холст, будет искусством, потому что я художник!» — заявлял Швиттерс. Но если вы посмотрите на его картины или коллажи, собранные из кусков дерева, то вы увидите, как они феноменально гармоничны. Это произведение искусства, как бы он там не кричал, что он харкает и прочее. Он харкнул, если это можно так назвать, с большим вкусом и чувством. Йозеф Бойс опять же, тоже немец, пошёл ещё дальше. Он сказал: «Все, что я объявлю искусством, будет произведением искусства или скульптурой, ибо я скульптор!» Он, так сказать, основоположник запредельного подхода к предметному миру. Но опять же: если присмотреться они все врут. Врал и Бойс, и Швиттерс. Да, теория очень наглая, а художники они были очень высокого уровня. Рисунки Бойса сделаны с большим тактом, с большим вкусом. Если посмотреть его скульптуры, объекты, то нельзя не увидеть, что они опять же сделаны очень серьёзно и гармонично. Взять его хотя бы солдатские саночки с фонариком. Ведь там нет аляповатого лишнего цвета, нарочито разбивающего гармонию. Если бы он туда взял и прикрутил раздолбаную бутылку из-под кока-колы, облил бы это люминисцентной краской, то да, это бы было подтверждение его теории «Да, мы разрушаем». На самом деле, говоря, что он разрушает старый мир, «Мы уже не рисуем, а мы объявляем!», он объявлял искусством те вещи, которые им и являются. Он собирал коллаж из вещей: одеяло, санки, кусок подгнившего армейского масла или сала, вакса – но это все вкупе очень красиво. Я когда вхожу в заброшенный дом, если он несовременный, а старый, для меня любая куча мусора из сваленных старых кусков материала, обоев, сама по себе уже становится искусством.

Другое дело, сейчас есть группа художников, которые сознательно или подсознательно создают, то, что для меня является дьявольским искусством: те антигармонические сочетания вещей или красок, от которых становится психически не по себе. От созерцания их произведений начинается своеобразная нездоровая ломка, внутренняя, в организме. Многие учёные, занимаясь этим, пришли к выводу, что вы можете человека просто разрушить при помощи цвета, или определённых ритмических пятен. Известна же история, когда группа японских художников, не желая причинять кому-либо зло, делала компьютерный фильм и в каком-то трюке или взрыве использовала сочетание оранжевых цветов с белым и ещё какими-то, ввела туда геометрические линии. И приблизительно 600 или 700 японских детей у телевизоров потеряли сознание, у них начались судороги, их увезли в больницы. Произошёл большой скандал. Фильм этот мгновенно был запрещён. Но учёные выяснили, что именно отрезок, в котором сочетание линий превысило нормы, допустимые для восприятия человеком чуть не убил этих детей. Я думаю, что это происходило и со звуком. Мы многое не знаем, потому что память человеческая коротка. Например, каким образом знаменитые Иерихонские трубы разрушили стены города? Наверняка это был ультразвук, который способен разрушить любые стены, если его повторять с определённой частотой. Недаром многие ученые и архитекторы выступают против концертов на площадях старых городов. Рок-музыка со своими децибелами в состоянии раскачать старинные здания, и через некоторое время они могут рухнуть.

— На Дворцовой площади у нас любят проводить рок-концерты…

 Да, и Михаил Пиотровский постоянно выступает против этого. И архитекторы Венеции тоже. Я каждый год работаю с карнавалом, и там, для того чтобы привлечь молодежь, естественно, приглашают роковых музыкантов и башня (и это видно) начинает вздрагивать, когда включают громко динамики. Я думаю, мы подкрадываемся к такому анти- искусству, которое со временем можно будет объявить новым психотропным оружием. Потому что никакого отношения к искусству и к гармонии оно не имеет.

— После Вашей Мистерии на Красной площади, посвящённой Бородинской битве….

 Вы видели её?

—  Только в Интернете.

 Ну ничего! Это была, я Вам скажу, очень большая работа. В полку была работа с кавалеристами, нужно было приучать лошадей к взрывам петард, потому что иначе лошади могли испугаться и понестись вместе с всадниками. Представляете, что бы было? Семь тысяч зрителей. Работа шла месяцами.

— Я о мистике заговорил потому, что у меня сложилось впечатление, что вы хотели провести мистическую инициацию зрителя с помощью этого действа…

 Что такое инициация, на Ваш взгляд?

 После инициации человек меняется. Прежде всего меняется его отношение к жизни и смерти. Недаром вы ввели в шоу четырёх всадников апокалипсиса…

 Да, конечно, я просто-напросто декоративно реализовал мысль митрополита Платона из его обращения к русскому народу: он назвал конницу Наполеона всадниками антихриста, которые вышли из преисподней. Фактически неожиданное нападение французов на Россию, на совершенно не подготовленный к войне русский народ, крестьянство, это было на уровне прорыва бесов из преисподней, которые вдруг появились в русских селениях. Война была довольно жестокой: грабежи, изнасилования, повешения, расстрелы. Сегодня мы воспринимаем войну 1812 года через песни гусаров и образ Дениса Давыдова, а на самом деле это была громадная трагедия для русского народа. И если бы не партизанское движение, то, конечно, война бы затянулась надолго. Русский народ терпеливый, его колотят, бьют, издеваются над ним, но однажды он поднимается, и тогда его уже трудно остановить. Он защищает себя, защищает нацию.

— А на ваш взгляд парады физкультурников, несмотря на весь их тоталитарный характер, были проявлением массового искусства?

 Когда смотришь на них, понимаешь, что это громадная работа режиссёра. Это настоящее мощное массовое искусство. Как все парады Сталина, так и парады спортсменов во времена нацистов в Германии. Дух захватывает. Были такие режиссёры, которые умели показать красоту человеческого тела, как Лени Рифеншталь, например. Или возьмём стадион в Риме, построенный при Муссолини. Это мощнейший китч, который достигает уровня высокого искусства.

— Но это действие происходило на площади, где стоит Мавзолей. Я в одном из интервью с вами прочёл: «Никогда не был в Мавзолее, потому что у меня есть свои мистические страхи перед этой метафизической куклой». В чём конкретно эти страхи заключаются?

 Кто-то из наших аристократов, живя во Франции, написал законспирированные метафизические стихи о кукле, которая лежит посреди Красной площади, и которая, являясь мощным магическим объектом, не даёт стране расцвести и избавиться от этого большевистского проклятия. Для меня как для мистика Ленин – очень страшная фигура. Я с детских лет сознательно, ну а сначала подсознательно избегал знакомства с его мумией. Когда мы прилетали в Москву из Германии, где служил отец, я устраивал истерики, наотрез отказываясь входить в Мавзолей. У меня было такое чувство, что я могу соприкоснуться с чем-то таким жутким – потусторонними силами. В юные годы у меня были полусны-полувидения: я видел этого великого вождя пролетариата с рогами, которые оплетали какие-то бесы. Я просыпался в холодном поту, но эти сны – они провидческие. Если внимательно проанализировать, что творилось под руководством этого беса, а вернее – после его смерти по его учению, то иначе как разгулом бесовщины и сатанизма это не назовёшь. Всё, что сегодня происходит дурного в России, происходит от отсутствия веры. Сейчас вроде все за веру. Я вижу, как храмах протокольные коммунистические морды истово крестятся. Я понимаю, что церковь сейчас несчастна. Пространство церкви заполнено смрадом. Я в своё время был послушником в монастыре. Я никогда не забуду одну притчу о Николае Угоднике, которую мне рассказал один старец. Вор бежит от полиции. Вот уже погоня настигает его, он слышит лай собак, крики полицейских. И он обращается со страшной молитвой к Николаю Угоднику: «Защити! Сохрани!» И в этот же момент он проваливается в засыпанную выгребную яму: сортир снесли, а яма осталась. Собаки проносятся мимо. Он вылезает из ямы, счищает дерьмо. И обращается с молитвой благодарности к Николаю Угоднику: «Спасибо, Отче! Спас меня, сохранил. Только уж дюже смердело». Тут раздвинулись облака, появился Николай Угодник и сказал: «А мне также смердит от твоих молитв». И облака закрылись.

Я вспоминаю эту притчу, когда включаю телевизор и вижу эти лица, которые недавно, вот вчера ещё, спрятали свои партийные документы в сейф. И тут же стоят рядом с Путиным и смотрят, как надо креститься: слева направо или справа налево? Тут же выходит Патриарх и всех благословляет, а они стоят как важнейшие персоны в христианском мире, стоят, чуть ли не в самом алтаре. Это не считается осквернением, а когда какие-то, извините за выражение, придурковатые зассыхи, сплясали перед алтарём, уже раздувается кадило. Идёт крестовый поход против четырех каких-то пуссей. Это не позор? Мне стыдно, конечно, за этих хулиганок, которые таким образом решили привлечь к себе внимание; мне стыдно за церковь; мне стыдно за власть, которая молчит, которая не хлопнет в ладоши и не скажет: «А ну прекратить это безобразие! Дать им 14 суток и лопаты в руки пусть убирают мусор в течение месяца или сорока дней». И всё – баста! Забыли. Поехали дальше. А то это опять же – карикатура. Я думаю, что город Глупов Салтыкова–Щедрина по сравнению с тем, что мы сегодня создаём, просто город мудрецов. Мы становимся глупее и глупее. Абсурднее! Час от часа. Кто-то летит в небе, вставив себе перо в задницу. Все рукоплещут. И полетели за ним. Патриарх бегает и лупит посохом по затылку каких-то несчастных девчонок. Полиция, вооружённая до зубов, со взятками в карманах, несётся ловить каких-то участников демонстраций. Это Феллини какой-то! Царство абсурда.

Всё-таки уже пора проснуться. Ведь проснулась Грузия, например. У меня были там друзья: взяток нет, никто не ворует. Нормально можно ходить по улицам. Я был у Батьки в Белоруссии. Я приехал в Минск – я просто обалдел, потому что это – чистейший город. Я уже забыл в России, что такое чистые города. Невский проспект загажен, Фонтанка загажена. А в Белоруссии я приехал в нормальный чистый город. Вечером мы были на концерте. Возвращается шесть тысяч людей. Я думаю: «Боже мой, машину не поймать». Идёт молодежь, поёт, я думаю: начнутся драки. Знаете, мы дошли до своего отеля. Все приветливые, все нормальные. Заходили в рестораны: я не разу не отравился. А недавно мне вызывали врача – восьмое отравление в России! У Сары, моей жены, семь раз было пищевое отравления. Причём, как вы понимаете, мы не ходим по грязным шалманам. Но каждый раз, когда я приезжаю сюда и сижу в ресторане, я думаю, что будет сегодня ночью после того, как я здесь пообедаю? Читаешь меню, и тебя уже тошнит. Какие-то тёплые устрицы. Какие к черту устрицы в России!? Пока их довезёшь, они протухнут. Само меню подозрительно. А там нормально. Макароны по-флотски, биточки, кисель, но всё чистое, недорогое и нормальное

— Когда вы говорили о бывших партработниках, которые сейчас истово крестятся, стоя едва ли не в алтаре, я вспомнил одну из ваших достаточно старых работ «Распятая Россия», где вокруг креста стоят какие-то демоны, среди них — нацист в виде свина и поп с серпом и молотом на колпаке…

 Они все с серпами и молотами. Вы же знаете, что все высшие чины православной церкви были ставленниками КГБ. Я не знаю как сегодня, но раньше было так. Это нормально, потому что они отвечали за колоссальное количество народа, и КГБ, идеологический отдел, никак не мог позволить церкви самой решать, кто будет ею руководить.

— Вы называете Петербург своей духовной родиной, несмотря на плохие рестораны…

— Рестораны – это полбеды. «Петербургу быть пусту!»  — это пророчество начинает сбываться!

— Читаю, что Вы сказали в недавнем интервью: «То, что делается сегодня с Петербургом — это преступление, не даром Даниил Гранин сказал, что фашисты столько бед не нанесли Петербургу, сколько нанесли новые русские».

— То, что выросло на углу Невского проспекта и улицы Восстания — это преступление против Петербурга. Меня спрашивают: «А что вы можете? Вот вы хотите..?» А я отвечаю: «Всё, я сложил оружие» Меня спрашивали об этой новой башне на Лахте. Я говорю: бесполезно. Я понял это. Лично я – складываю оружие. Невозможно бороться с этими людьми, если их можно назвать людьми. С этим Иваном Непомнящим, который обличён властью, законом, немереными деньгами и окружён лизоблюдами. Как можно бороться с этим? Когда я поднял свой голос против первой башни на Охте, то на следующее утро позвонили моему директору (я был в Москве) и сказали, что решили перевести систему аренды площади «Фонда Шемякина» в коммерческую плоскость. Чтобы я платил 160 тысяч долларов в год. Можно подумать, что мы здесь торгуем, получаем деньги. Если и торгуют открытками, то вся выручка идёт на поддержку Фонда, на оплату электричества. Мы работаем бесплатно. Вот таким образом сразу идёт атака. Они просто не знали, что это помещение мне подарил Путин. Когда узнали, стали извиняться и кричать, что они ошиблись. Если вы ещё начинаете что-то говорить в защиту Петербурга, вас могут избить, как Марголиса — он попал в больницу с сотрясением мозга, после того, как вышел на демонстрацию против сноса Преображенских казарм. Я поехал с документами из Петербурга к Путину. Мы встретились в 2 часа ночи у него на даче, я передал часть документов и сказал: «Вы знаете, Владимир Владимирович, здесь творится такое безобразие — снос Преображенских казарм. А вы же — поклонник Петра I». Он ответил: «Это не моё дело. Я не имею права вмешиваться. Я же президент, а руководит всем губернатор города. Я не могу ничего поделать, Миша».

— Мне представляется, что это было сказано не совсем искренне…

 Весьма. Сегодняшний президент мог бы только приподнять бровь. Хотя, по правде скажу, где-то 60 процентов его распоряжений, когда он приподнимает бровь, – не выполняется. Выполняется где-то сорок процентов от его указаний. Он очень занят. Я вот не президент, и то бывают какие-то проколы, а у него – график! Как удержаться? Что сделать? Не очень легкая жизнь! Он сам об этом когда-то говорил и не врал. Его же постоянно макают и подставляют. То он ныряет за вычищенными вазами, которые якобы 1000 лет на дне пролежали, и выныривает под смех толпы. То он награждает государственной премией (совершенно оскорбительно для всего русского народа, живущего в нищете) плакат, где черной икрой по красной надписано «Жизнь удалась». У кого она удалась? Он же обижает десятки серьёзных художников, которые рисуют всю жизнь. Реалисты – они теперь никто. А ты придумал какую-то шутку, позволяющую позубоскалить, и тебя награждают высшей наградой. Путин беспрерывно совершает проколы. А следом за ним идёт совершенно потерявший все ориентиры Саша Авдеев – чудный дипломат и никчемный министр. Он награждает государственной премией, премией министерства культуры за инновацию, тех, кто нарисовал член на мосту! Авдеев идёт на это, испугавшись, потому что обрушились на Соколова за то, что он выступил против суперавангардистов. А вот когда я узнал об этом, я сказал: «Ну теперь ждите, что кто-нибудь из новаторов-инноваторов нагадит в алтаре». Это в одном из моих интервью было. Следующим арт-объектом будет церковь. Художники, так называемые, чтобы привлечь к себе внимание пойдут и насрут в алтаре!

Вот Гельман сделал макет православного собора, а вместо куполов-луковиц поставил клизмы. Эти вещи не столько глупые, сколько оскорбительные даже для тех людей, которые их делают. Хотя по-настоящему Церковь вы не можете оскорбить, истинные чувства верующих вы никогда не заденете, а то что делают они – это прежде всего на них накладывает очень неприятный отпечаток. Гельман, мне кажется, очень не глупый человек и делает много интересного, но вот это – очень глупо. Учитывая, что он еврей по происхождению… Вы знаете, слава Богу, здесь не продаются книжки, которое продаются в Израиле и в Америке, где поясняется, кем является Христос для ортодоксальных евреев. Более грязных вещей вы просто-напросто не прочтёте! Христос объявляется лжепророком, он с настоящим еврейским пророком вступает в сражение, они взлетают, как маги, в воздух, и еврейский пророк мочится на Христа. Это такая грязь! И вот Гельман идёт в ногу с неумными евреями, которые издают такие книги. И это очень, во-первых, неосторожно, потому что это может навлечь гнев каких-нибудь фанатиков. И я бы на месте Гельмана, Гельмана–еврея, не задевал православную церковь.

— Когда вы жили, учились и работали в Ленинграде , в городе уже были культовые места: кафе «Сайгон», кафе «Эльф»?

 Когда я жил в Ленинграде «Сайгон» был. Но я был человек замкнутого жанра, был чернорабочим и вообще очень мало общался. Я действительно был человеком подполья, и «Сайгон» посетил всего один раз. По просьбе рыдающей жены Кости Кузьминского, был такой поэт, (я думаю, вы слышали о нём, он сейчас живет в Америке), я его пьяного и страшно довольного тем, что сам Шемякин приехал за ним, за шиворот вытащил из «Сайгона», где было сборище интереснейших людей. Там постоянно сидели сотрудники госбезопасности, стукачи и тут же толклись полупьяные поэты, художники. Это было блистательное место для сбора информации обо всех нас. Я знаю, что это было уникальное место, но я, к сожалению, а, может быть, к счастью с ним связан не был. Культовые места были… Эльфийский садик, для которого я сделал эскиз — проект памятника дессидентам. И на меня наехал по традиции некто Уралов — главный художник Петербурга. У меня до сих пор хранятся его интервью, где он даёт слово петербуржцам, что ни одна скульптура Шемякина больше не встанет в любимом городе. Он требовал снести все мои скульптуры. Неудачник-художник, что можно от него вообще требовать! Вообще, я вам скажу, что поэты тоже друг друга недолюбливают. Я — исключение. Я беспрерывно выставляю других художников. В Америке я пропагандировал и делал выставки русских художников, оформлял книги русских поэтов. Я немножко, как Ван Гог, который мечтал о братстве, о союзе художников. А так у поэтов есть традиция такая: садятся в круг оплевывать друг друга. Художники не лучше. Может быть, это своеобразная попытка или способ существования. Вот он знает, может быть, подсознательно, что он ни хрена не умеет, но нужно себе внушать, для того чтобы удержаться, чтобы чувствовать себя нормально: я лучше всех, все говно. А потом это становится частью характера. Они же беспрерывно писали на меня заявки, требуя исключить из Союза художников. Это же они меня выбросили из страны. Потом я к этому привык. Я много лет занимаюсь психиатрией, изучением психологии человека. Для меня, как врача без диплома — это просто-напросто проявление определенной болезни, связанной с профессией. Таксисты болеют одним психическим расстройством, те люди, которые работают в банке или в правительстве — все болеют ярко выраженной клептоманией. Это нормально, человек ведь состоит из микробов, бактерий, а также состоит из этих болезней. Одного крупнейшего психиатра спросили, что такое абсолютно здоровый психический человек? Он задумался на секунду, а потом сказал: монстр.

— От вас столько доставалось современным художникам. Я посмотрел цикл ваших передач на канале культура: вы просто разнесли Дамьена Хёрста.

 Я выступаю не против Хёрста. Я выступаю против чудовищной художественной мафии, которая создает хёрстов. Абсолютно безграмотной! Против Чарльза Саатчи, с которым сейчас носится и чуть ли не в засос целуется господин Пиотровский. Там свои интересы. Вот Лари Гагосян – человек, который просто торговал афишами на углах улиц Нью-Йорка и который однажды сделал рамку. И стал торговать афишами художников в рамках. И вдруг он увидел, что это продается гораздо дороже. Мгновенно родилась теория: как ты преподносишь вещь,  так она и ценится. И через некоторое время он становится крупнейшим идеологом современного искусства. В чём важность? В теориях, в подаче своих художников для данных монстров капиталистического мира. Это уничтожение понятия в сознании коллекционера, что такое искусство. Ни в коем случае никаких эстетических ценностей! Иначе можно самому споткнуться, а самое главное — ты будешь связан с теми художниками, которые работают долго, которые требуют бронзы, того, другого, третьего. Создается миф голого короля, с помощью которого можно ловить, словно головастиков в сачок, богатых людей Америки, западного европейского мира, которые, заработав баснословные деньги, мечтают попасть в высшее общество— High Society. Это продавцы воздуха. Это колоссальные психологи. И я борюсь за что? Просто-напросто за сознание человека. Мы можем экспериментировать. Но ведь они же танцуют на наших площадках. Представьте себе вот такую ситуацию. Приходит, воскресший Мстислав Ростропович в Метрополитен-опера или в Мариинку. Хочет сыграть концерт Баха, а ему говорят: «Вы найдите какой-нибудь клуб музыкальный, за углом, там и сыграете. А у нас такая рок-группа приехала, вы сами уссытесь! До свидания, Мстислав Ростропович! Вам помочь донести вашу бандуру до ближайшего кафе, где вы играть будете?» Вот, в чём проблема! Сегодня серьёзный художник и не мечтает, что будет выставлен в каком-нибудь из серьёзных западных музеев. Я борюсь против этого. Я не против экспериментов. Экспериментируйте! Давайте создадим блоки. Вот один блок — перфоманса. Вы здесь писайте, кувыркайтесь. Вот Кулик — император по ссанью — сидит на троне и командует: «Ты будешь ссать первым, а ты – вторым» Экспериментируйте! Здесь блок по концепту: раскладываются чертежи и прочее. Но дайте хоть один блок создать тем людям, которые имеют наглость уметь рисовать, чего-то лепить. Дайте нам нашей профессией заниматься. Мы же вычеркнуты. Вот против чего я борюсь. А так прекрасно! Я, наоборот, когда вижу чумную работу, мне как психиатру, хочется крикнуть: «Давай сюда — в нашу палату!»

— Сейчас ситуация, как во времена соцреализма, но в зеркальном отражении…

 Да, вы правы – это оборотная сторона медали. Там давили нас, и тут начинают нас же давить, но только другие. Приходится выживать. Почему я делаю этот – «Фонд Шемякина»? Из-за того, что у большинства художников отсутствует образование. У нас тут ребята за несколько лет очень сильно выросли. Делают интересные работы, у них развивается мышление, развивается профессионализм. Вот ради чего нужно бороться. Мы сейчас теряем основное, в чём заключалась сила российского искусства. У нас была мощная академическая школа. Американская и французская академические школы очень слабые. Они беспомощные! Там ничего люди не умеют: ни рисовать, ни грунтовать холст. У нас же была мощнейшая подготовка. А сегодня она умирает. А что остаётся? Мы всего на всего — перепевы и какой-то довесок к западному и американскому искусству. Похожи на американцев – уже хорошо. А мы не должны быть похожи на американцев. Мы должны абсолютно чётко идти от своего. От искусства народного, от иконы, от авангарда. Кстати, современное американское искусство, взять хотя бы Эльсуорта Келли, вся эта абстрактная школа – откуда она вытекла? Почему боги Каземир Малевич, Илья Чашник? Они по-прежнему боги, потому что все современное родилось как раз здесь, у нас. А мы этим пользоваться не умеем…

— А Павел Филонов для вас кто?

 Это мой бог. Но сейчас не его время. Его надо было раньше выставлять, а нынче его не замечают в упор.

 Его первая за долгие годы выставка, когда  его работы достали из запасников Русского музея, прошла летом 1988 года. Вот это был взрыв!

 Поскольку почва была истощенная, здесь всё очень ярко вспыхивало. Был интерес колоссальный. А сегодня вы сами видите, что творится. Молодёжь просто мертвеет.

 В 1981 году Вы уехали из Франции, когда победил Франсуа Миттеран и соцпартия, а сейчас победил социалист Франсуа Алан. Не боитесь, что социалисты Вас задушат налогами?

 Не хочу ли я опять переехать? Дело в том, что я с Францией не связан. Раньше я работал там, а сегодня я вернулся в эту страну просто для того, чтобы быть ближе к России, ближе к малой родине — к Северному Кавказу. Конечно, при социалистах будет сложнее, я знаю. Мы, к сожалению, платим налоги здесь, во Франции и в Америке. Просто они ещё больше будут давить. Очень глупый человек пришел к власти. Франция — это площадка, на которой я работаю. Я там не выставляюсь, да мне и выставляться там не хочется. Франция – абсолютно дохлая страна в плане искусства. Нет ничего и никого, к сожалению. Могу вспомнить Аннет Мессенджер, которая делает скульптуры в виде мягких игрушек, а больше не могу назвать ни одной фигуры.

— Поскольку Вы имеет кавказские корни, не могу вас не спросить о том, как, на ваш взгляд, можно снять напряжение, которое существует между русскими и выходцами с Северного Кавказа?

 Если вы следите за моими интервью, то знаете, то я человек, который противостоит моде. Сегодня не модно быть лицом кавказской национальности. А я всегда это подчеркиваю. К нам очень отрицательно относятся сегодня в России. Это чувство подогревается с верхушек. Не снизу, низ доводится до нужного состояния и начинает реагировать, а сигнал даётся сверху. Кому-то это очень выгодно, хотя это очень глупое движение — обострять отношения между русскими и кавказцами. Что можно делать? Год или полтора назад я встречался с Путиным.У нас была два с лишним часа беседа наедине, и я как раз 90 процентов нашей беседы уделил проблеме Северного Кавказа. Я просто говорил о том, что можно сделать. Ведь я представитель одного из самых больших родов на Кавказе. Нас, Кардановых, в России 12 тысяч, наши старейшины ведут подсчёт, сколько родилось, сколько умерло. Вместе с теми, кто живёт за рубежом, нас 64 тысячи. Наши сородичи живут в Израиле, Турции, Иордании. И я говорил о том, что, если мы сегодня не займёмся вплотную молодежью, которая уходит в горы, у которой нет работы, которой нечем кормить свои молодые семьи, мы Кавказ потеряем. Самое главное, что никто даже и не почешется. Раньше Кавказ был местом, в которое любой россиянин мечтал поехать отдохнуть. Колоссальная дружба между русским и кавказскими народами была. А сегодня кто туда поедет? Бегает Хлопонин, один из олигархов (я подчеркиваю), которого на Кавказе никто всерьёз не воспринимает. Человек этот постоянно трубит о том, что скоро мы поднимем Кавказ на уровень Бахчисарайского фонтана. Скоро у нас там будет Дубай второй. Будут курорты и всё такое. Спрашивается: чего ты брешешь? Ты же знаешь прекрасно, что никто туда ни на какой курорт не поедет. Если только под дулом автомата. Недавно были расстреляны русские туристы, которые поехали просто посмотреть Эльбрус. Их вытащили из автобуса и просто расстреляли, чтобы показать — у нас такая обстановка. В самом спокойном регионе – Кабарде –  было за прошлый год расстреляно на улицах и взорвано в домах 230 с лишним человек. Почти каждый день по одному человеку. Кто поедет туда? Чтобы ночью тебя подняли люди в масках и увели в неизвестном направлении? И пока мы не проработаем с молодёжью, пока не создадим прежде всего культурные очаги, которые должны быть одновременно и в России, и на самом Кавказе, ничего не изменится. Нужно показывать, что такое народы Кавказа. Это и моя задача. Я пытаюсь открыть центр северокавказской культуры во Франции. Никто не даёт денег. Деньги идут на войну, а вы знаете, кому война, а кому мать родна. Поэтому эта чеченская заваруха на руку определённым людям. Поэтому прекращать её не выгодно. Не с той стороны, ни с другой. Грядёт восстановление и будут деньги бешенные и прочее. Хотя ко мне приезжали журналисты и был разговор. Сейчас подогревают ненависть русских к кавказцам тем, что говорят: хватит кормить Кавказ. Вот мы бедные, потому что наши деньги съедают люди гор в папахах. На самом деле воровство идёт громадное. И идут потоки денег на Кавказ, которые оседают в карманах уже кавказских чиновников. До народа ничего не доходит. Но я говорил: если внимательно присмотреться и сделать настоящий анализ, то, что идёт на Кавказ – это маленькая капелька денег по сравнению к тем, что разворовывается самими русскими. Вор тот, кто набил полные карманы, и кричит: «Держите вора!» Они разжигают ненависть к народам Северного Кавказа, да и к той же Грузии. Это политика больших чиновников.

Дмитрий Жвания

оригинальная публикация: http://www.pulse.ru/article/ya-voyuyu-za-soznanie-cheloveka.html

0

Добавить комментарий


Нажимая на кнопку «Добавить комментарий», я даю согласие на обработку персональных данных.